Преступление и наказание

— Знаете, я принимаю Вас здесь, а ведь квартира-то моя тут, за перегородкой... казенная, а я - на вольной на время. Поправочки здесь кой-какие нужно было устроить. Теперь почти готово... Знаете, казенная квартира, знаете, славная вещь. — Да, славная вещь — Да, славная вещь... Да! славная вещь. — А знаете, ведь существует, кажется, такой прием юридический — сперва начать с пустячков, с постороннего, чтобы, так сказать, усыпить осторожность допрашиваемого, а потом вдруг огорошить его в темя самым роковым и опасным вопросом?! — Так... что ж, Вы думаете, это я Вас казенной квартирой того... а? Ха-ха! — Порфирий Петрович, Вы вчера изъявили желание, чтобы я пришел для каких-то допросов - я пришел. Мне некогда, у меня дело! Мне всё это надоело, слышите ли, и давно! Я от этого болен был... Если спрашивать, то не иначе как по форме! Иначе не позволю. А потому, прощайте, так как вдвоем нам теперь делать нечего. — О, Господи! Да об чём Вас спрашивать? Время терпит-с, терпит, и всё это одни пустяки! Я как гостя Вас принимаю. А за этот смех проклятый Вы, батюшка Родион Романович, меня извините. Нервный человек, рассмешили Вы меня остротою Вашего замечания. Иной раз, право, затрясусь, прямо как гуммиластик, да этак на полчаса... Смешлив-с. Да садитесь, что вы?.. А то подумаю, что обиделись... Да фуражечку отложите-с, точно сейчас уйти собираетесь, право, неловко смотреть... Я, напротив, так рад-с... Да Вы, батюшка, не обижайтесь, что всё время хожу-с, моцион... моцион мне просто необходим-с. Геморрой-с... всё гимнастикой собираюсь полечиться. А насчет допросов и всей этой формалистики -так иногда эти допросы самого допросчика больше, чем допрашиваемого, с толку сбивают... Это Вы совершенно справедливо, батюшка, и остроумно сейчас заметить изволили. Право, запутаешься! Всё одно и то же, всё одно и то же, как барабан! А уж приемы наши юридические, а!... Так Вы в самом деле решили, что я с квартирой хотел того?.. Ха-ха! Иронический Вы человек. Вы ведь в юристы готовитесь, Родион Романович, а? — Да, готовился... — Ну, так вот Вам и примерчик на будущее — не подумайте, чтоб я Вас учить осмелился: эвона какие Вы статьи о преступлениях печатаете! Нет, так, в виде факта, примерчик. Ну так вот: считай я кого-нибудь за преступника, ну зачем, спрошу, буду я его раньше времени беспокоить, хотя бы и улики против него имел? Ну, иного я должен сразу заарестовать, а другой ведь не такого характера, право-с; ну почему бы и не дать ему погулять по городу! Вы, я вижу, не совсем понимаете. Поясню: посади я его слишком рано, так я ему этим нравственную опору придам...Смеетесь... А между тем ведь это так-с, с иным субъектом особенно, потому люди многоразличны. А улики, батюшка, большей частью о двух концах... Вот что, добрейший Родион Романович, наблюдать следует: общего случая, на который все наши формы и правила рассчитаны, не существует. Всякое преступление, как только оно совершится, тотчас же обращается в частный случай, ни на что прежнее не похожий. Прекомические случаи случаются... Весьма важно знать, в какую сторону развит человек. Оставь я иного господина совсем одного: не бери, не беспокой, но чтоб знал он каждую минуту, что я всё знаю, всю подноготную, и день и ночь неусыпно слежу за ним - так ведь не выдержит, сам придет. Будет вокруг меня кружить, кружить, кружить... Да так вот в рот ко мне и влетит, а я его и проглочу, а это уж очень приятно, хе-хе-хе! Откровенный я человек, как по-вашему? Мне кажется, что вполне: этакие-то вещи Вам задаром сообщаю. Вы, Родион Романович, человек ещё молодой, так сказать, первой молодости. И оттого выше всего ум человеческий цените. По примеру всей молодёжи. А натура иногда уж как самый прозорливейший расчёт подсекает - один солжёт отлично, наихитрейшим манером; тут бы и триумф, а он — хлоп! да в самом интересном, в самом скандалезнейшем месте упадет в обморок. Что это Вы побледнели, Родион Романович, не душно ли Вам, не растворить ли окошечко? — О, не беспокойтесь, пожалуйста! Пожалуйста, не беспокойтесь!