«Джазовая проза Хулио Кортасара» (лекция #4.9); Леонид Немцев

Первый рассказ «Захваченный дом» был напечатан в 1946 году в журнале “Анналы Буэнос-Айреса“, издаваемом Борхесом, которого Кортасар считал своим наставником. В 40-е годы, когда президентом Аргентины был Хуан Доминго Перон, Кортасар принимал участие в антиперонистском движении. А в 1951 году уехал в Париж. Во французской столице Кортасар поступил на службу в ЮНЕСКО – работал синхронным переводчиком. Фантастический вымысел позволял предположить сомнительность и условность устоявшихся представлений об окружающем, ощутить призрачность и хрупкость привычных соотношений между элементами реальности. По мотивам новеллы «Слюни дьявола» Антониони поставил нашумевший артхаусный фильм «Фотоувеличение» (1966). Иррациональность происходящего не всегда была обусловлена вмешательством силы «извне», нередко непривычное, неожиданное зарождалось во внутреннем пространстве самого человека. Его рассказы — развернутые метафоры, их отличают концентрированная атмосфера повествования, напряженная пульсация внутреннего ритма, отшлифованность словесного материала. Кортасар однажды признался, что если бы он не написал «Игру в классики», то, вероятно, бросился бы в Сену. В романе «Игра в классики», как мы уже отмечали, герой предстает перед нами в этой классической позе ничегонеделания. Все подвергать сомнению, ничего не принимать всерьез, признать, что «отказ от действия и есть протест в чистом виде», означает для Орасио Оливейры неприятие какой-либо устойчивой модели человеческого поведения. Главное правило игры: проскакать по клеточкам от Земли до Неба, следуя траектории камешка. С другой стороны, категории Земли и Неба приобретают философский, онтологический смысл. Земля – это страдания, вопросы, одиночество, поиск, излишняя рациональность, смерть. А Небо – радость, ответы, единение, иррациональность, вечная жизнь. Небо устойчиво соотносится с образом Маги. Даже опираясь на самые глубокие мысли, в «центр» не попадешь. Нужна еще подлинная любовь, нравственный порыв. Первоначально роман должен был называться «Мандала». Кортасар называл излюбленный тип юмора «патафизикой». «Стать патафизиком — значит добровольно думать о вещах, о которых, по вашему мнению, больше никто думать не станет». Хулио был фанатом джаза. С 1933 года по 1952-й он собирал коллекцию пластинок с записями Паркера, Армстронга, Смита, Чарльза Холидея, Уотерса. Эллингтона. В его коллекции было больше 200 экземпляров. Для него фантастическое - это всего лишь указание на то, что где-то вне аристотелевских единств и трезвости нашего рационального мышления существует слаженно действующий механизм, который не поддается логическому осмыслению, но иногда, врываясь в нашу жизнь, дает себя почувствовать... Творчество Кортасара – это поиск своей «Зоны», поиск собеседников, хронопов и патафизиков, о есть движение от индивидуального к общине.