На последнем сеансе кино

Москвич Володя, нигилист эпохи застоя противостоит затхлому мещанству и бежит подальше от родителей из Москвы: к дяде, в глушь, в Крыжополь. Там он снова скандалит и уже через 24 секунды убегает куда-то в бузину с двоюродной сестрой Симой. Поэтому бессмысленно предъявляет какие-то либо претензии к нелепице драматургии. Фильм изобилует подобными диалогами. “Володя, подай хлебушка, будь добр!” Володя: “Это вам “Хлеб всему голова” подать?”, “Хлебец ржаной – отец дорогой”? Ему: “Да, пожалуйста!” Володя: “Ах, вы – лицемеры, подонки, лизоблюды!“. Бросает хлеб оземь и орет: “Нате жрите, лицемеры паршивые, ненавижу!” И убегает за линию печального горизонта Дядя, видя такое, дело посылает вдогонку Володе кузину. Когда Вы погорячились и убежали из-за стола, как далеко вы можете убежать? 20 метров? 100 метров? Километр? У Нахапывав Володя и Сима Глаголева совершают марш-бросок и ставят рекорд – ВОСЕМЬ КИЛОМЕТРОВ. Черт с ним. 8 километров – это полтора часа пешедралом обратно до дома. Тем более, что бежали герои вдоль железнодорожной магистрали. Но не таков Нахапетов, брат и сестра домой идут степями широкима, лезут горами высокима. Ну, по пути в городах концерты давали, с большим успехом. Но до дома так и не добрались. На этом, собственно, и строится и сюжет фильма. Или вот. По дороге дети встречают деда-путейца. Дед: “А что как там Златоглавая?” Володя: “Да, заемучила. Все куда-то спешат, бегут, а мне хочется тишины и приволья”. Дед: “Ах, ты гнида, я в 1941 под Москвой насмерть стоял, а ты Москву не любишь, чтоб ты сдох, шпион, диссидент…” и так далее. Дело тут не в конфликте поколений. Вместо пьесы Розова можно было поставить абсолютно иной текст и фильм бы был еще грандиознее. Родион здесь озабочен совершенно другим. Это такой род кино, в котором визуальное содержание абсолютно перпендикулярно вербальному. На первый взгляд “На край света” напоминает стандартный эскапистский роуд-муви, коих особенно много было сделано во Франции и США. Перечитавший Бакунина студент, а чаще студент и студентка убегают куда-то в провинцию и начинаю грабить караваны, вспарывать животы буржуям и взрывать банки: “И без крыши, вне закона”, “Один против всех”, “На последнем дыхании”, “Дьяволы”, “Вальсирующие”, “Четыреста ударов”, “Бони и Клайд”, “Тельма и Луиза” – тысячи их. Внешне, для худсоветов – это переосмысление “Дон Кихота Ламанчского”, где малахольный рыцарь Володя сражается с ветряными мельницами, его сопровождает преданная Симка в юбке, а встречают они на пыльных дорогах Советского Союза целый срез общества: молодоженов в сарае, ветеранов труда и войны, православных святых, героев-монтажников, рвачей, врачей, взяточников, прорабов, пьяниц, сердобольных мамаш, плохих танцоров, шоферов и каждая встреча заканчивается правильным комсомольским выбором. На “загнивающем” Западе, беглецы взрывали и жгли, то советские романтики строили и созидали: БАМ, химические комбинаты, судостроительные верфи, добывали кильку в Балтике и так далее. Для советского человека приволье – это запах тайги, пыль далеких комсомольских строек. Картина пафосом напоминает “Моего старшего брата”, “Карьеру Димы Горина”, забытьем и работой камеры чем-то близка таким лентам как “Познавая белый свет” Киры Муратовой, “Ксения, Любимая жена Федора”, головокружительными пролетами вертолета – “Романс о влюбленных” Андрея-Кончаловского. Однако, фильм совсем об ином. Совсем, совсем. Такого бесстыдного нахальства в Советском Кино трудно припомнить. Лучше сами посмотрите и сделайте выводы.