Конец недели. Михаил Щербаков. PG

День словно в стороне висел, нас как бы не касался. Он выдался не хмур, не скор, не более весом, чем всякий дар небес, и нам последним не казался. А это был последний дар - и никаких потом. Но кто же в пятом знал часу, что станет с ним в шестом? Вне связи с миром наш тонул в снегах двуглавый терем, и рысью, да не той, какой рысак рекорды бьет, а родственницей льва, сиречь лесным пятнистым зверем, шли сумерки на нас, но мы не брали их в расчет. А ром меж тем уже не грел, и джем горчил, и мед. В жаровне жгли мы хлам сырой, она черно чадила, и было вопреки слезам и стонам здешних зим окно отворено, ведь нам на ум не приходило, что это наш последний дым, и ничего за ним. А зверь меж тем сужал круги, неслышен и незрим. Рассеянные, как чета беспечных новобрачных, мы вздрогнули, когда не в срок, отстав на целый круг, прокаркал заводной летун двенадцать равнозначных, двенадцать безразличных раз, - но вздрогнули не вдруг. Меж тем летун порхнул в окно, и взмыл, и взял на юг. Огонь еще моргал, мерцал, извивы и изгибы пестрели на стене, но мы смотрели не туда. А это был последний текст, который мы прочли бы, и сумерки уже над ним смыкались, как вода. Одно лишь слово было там, и слово было “Да“.