Раскинулось море широко...

Раскинулось море широко, И волны бушуют вдали. Товарищ, мы едем далеко, Подальше от нашей земли. Не слышно на палубе песен, И Красное Море шумит, А берег и мрачен и тесен, Как вспомнишь, так сердце болит. На баке уж восемь пробило, Товарища надо сменить. По трапу едва он спустился, Механик кричит: «Шевелись!» Товарищ, я вахты не в силах стоять — Сказал кочегар кочегару, Огни в моих топках совсем не горят, В котлах не сдержать мне уж пару. Пойди заяви ты, что я заболел И вахту не кончив бросаю, Весь потом истек, от жары изнемог, Работать нет сил — умираю. Товарищ ушел… Он лопату схватил, Собравши последние силы, Дверь топки привычным толчком отворил И пламя его озарило: Лицо его, плечи, открытую грудь, И пот, с них струившийся градом. О, если бы мог кто туда заглянуть, Назвал кочегарку бы адом! Котлы паровые зловеще шумят, От силы паров содрогаясь. Как тысячи змей те пары же шипят, Из труб кое-где прорываясь. А он, изгибаясь пред жарким огнем, Лопатой бросал ловко уголь. Внизу было мрачно — луч солнца и днем Не может проникнуть в тот угол. Нет ветра сегодня, нет мочи стоять, Согрелась вода, душно, жарко. Термометр понялся аж на сорок пять, Без воздуха вся кочегарка. Окончив кидать, он напился воды, Воды опресненной, нечистой. С лица его падал пот, сажи следы, Услышал он речь машиниста: Ты вахты не кончил — не смеешь бросать, Механик тобой недоволен, Ты к доктору должен пойти и сказать — Лекарство он даст, если болен. За поручни слабо хватаясь рукой По трапу он вверх подымался, Идти за лекарством в приемный покой Не мог, от жары задыхался. На палубу вышел, сознанья уж нет, В глазах его все помутилось, Увидел на миг ослепительный свет, Упал — сердце больше не билось. К нему подбежали с холодной водой, Стараясь привесть его в чувство. Но доктор сказал, покачав головой: Бессильно здесь наше искусство. Всю ночь в лазарете покойный лежал, В костюме матроса одетый. В руках восковую свечу он держал, Воск таял, жарою нагретый. Проститься с товарищем утром пришли Матросы, друзья кочегара Последний подарок ему поднесли, Колосник обгорелый и ржавый К ногам прявязали ему колосник И койкою труп обернули Пришел корабельный священник-старик И слезы у многих блеснули… Был тих, неподвижен в тот миг океан, Как зеркало воды блестели. Явилось начальство, пришел капитан, И «Вечную память» пропели. Доску приподняли дрожащей рукой, И в саване тело скользнуло. В пучине глубокой безвестной морской Навеки, плеснув, утонуло. Напрасно старушка ждет сына домой, Ей скажут — она зарыдает, А волны бегут от винта за кормой И след их вдали пропадает…