Арлекин

Любовной лирикой томим, я исписался на куплеты – Пьеро, обманутый другим, в другого домино одетый. Привычен зритель, что я – плут, не знает, как жестоко часто Любовь и пьеса – честь и блуд – мне сердце режут… рвут на части! Слезами мог я накропать сонет, израненный любовью, Но требует толпа кровать и дурака, облитых кровью. И вот мы эротичность поз прольём балетом запрещённым На жадность губ и страстность роз – привычно незакрепощённо. Тут появляется герой. Он мною якобы обижен. За честь жены стоит горой, не стерпит он, что он унижен. Глаза его – усталость льда – текут тоскою по расправе. Но выкрутимся, как всегда, ведь умирать мы с ним не вправе, Мол, любим разных Коломбин: он – как поэт, я – как мужчина… Но лишь я остаюсь один, преображается картина. Не перестав мужчиной быть, я становлюсь к тому ж поэтом, Мне остаётся только выть. Игра игрой, а жизнь кастетом Врезается в мои мозги и кислотою бьёт из вены. На сцене были мы близки, как никогда – сойдя со сцены.