Сердце мое – ларец, и положена была в него радость. О Шергине (1988)

строки рассказа “Для увеселения“ (Ю.Коваль считал его лучшим). В финале фильма птица (ср. в “Поморской были“ и эпилоге “Смеха и горя у Бела моря“ поморский голубок и свет, хоть и не солнца, а лампы) хоровая версия “Увы, увы, дитятко“ с сольным причетом о рассказе “Для увеселения“; ; с и до конца! _ «Лукавый ведь может подсунуть в сознание тебе: вот, де, мне что приходится выносить! Вот, де, что я терплю! Вот эта собственная бешенина и застит нам глаза, не даёт понять, что не мы терпим, не я терплю, а от меня и только от меня терпят». “мир пал и лежит во зле невосклонно“, “не смог я никоего добра доспеть ближнему своему“. «Невещественное прочнее осязаемого…» _ “Волшебное кольцо“ Носырева — великолепна каждая реплика (см. Вики-цитатник). Но многие из них в обеих версиях Шергина отсутствуют (сценарий Коваля и Носырева). Прекрасно сыграны рассказчик (Е.Леонов), матушка и Ванька, живодёр, Жужа, Машка, царь, царевна (все сыграли преотлично). Какое выраженье лица Ваньки, когда он закрывает в переживаниях глаза, а потом блаженно улыбается, представляя пряники для мамы. Музыка Ботярова! 1-й вариант сценария не принят Госкино: “В основе сценария — сказка, сюжет которой неоднократно использовался в различных кинопроизведениях. Кроме того, совершенно неясен адрес сценария: сюжет и персонажи сказки рассчитаны вроде бы на детского зрителя, однако очень специфичный язык, перенасыщенный поморским диалектом, не всегда будет понятен даже взрослому“. Во 2-м варианте, «переработанном в соответствиями с рекомендациями Госкино», характерные особенности языка сняты, и в таком виде сценарий был принят Комитетом. Однако впоследствии, уже при записи реплик, Носырев восстановил лексику первоисточника и сдал готовый фильм без исправлений. «Ванька Доброй» — переложение Шергиным народной сказки, записанной О.Озаровской в 1920 и изданной через 11 лет в сборнике «Пятиречие». Вариант Шергина вошел в его альманах «Архангельские новеллы» (1936). Истоки этого, как и все сказочные, всемирного сюжета, вероятно, восходят к рассказу из древнеиндийского сборника «25 рассказов Веталы»; сходный сюжет в тибетском «Игра Веталы с человеком», монголо-ойратском «Волшебный мертвец». В Европе первые публикации — 17 в. Существует авторский вариант сказки Платонова. _ “Сын онежского кормщика, живший на Двине у судового строения, заболел. Придя «к кончине живота», он пишет отцу в Онегу: «Государь батька! Уже хочу умереть. Поспеши притти и отпустить меня». Отец отвечает ему: «Сын милый, пожди до Похвальной недели. Буде можешь, побудь на сем свете с две недельки. Прибежу оленями. Буде же нельзя ждать, увидимся на будущем. Но се аз, батько твой, отпускаю тебя, и прощаю, и прощения прошу»“ («Ответ отца») “Полдень, жарко, солнопечно. У бра́телка ягод-то бо́ле клась некуда. У сеструхи две егоди́чины по ко́робу катаютса гремят. Вот она что придумала: — Братец, солнце-то на обеднике стоит. Лягь ко мне на коленца, привались. Я у тебя буду голо́ушку часты́м гребешком оча́сывать. — Бра́телко привалилса к сестры́ на колени. И только у его глазки сошлись, она отхватила от по́еса нож, заколола маленького бра́телка. Не пухо́ву постель брату постилала, не отла́сным одеяльцом укрывала. Положила бра́телка в болотную жемь, заокутала оленьим белым мо́хом. Ягодки его́вы себе взела́“ () _ Сказитель и сказочник, т.е. исполнитель былин и сказок, автор сказов: «Во все стороны развеличилось Белое море — пресветлый наш Гандвик. Засвистит в парусах уносная поветерь, зашумит рассыпаясь крутой взводень, придет «время наряду и час красоте». Запоет наш штурман былину: Высоко, высоко небо синее; широко, широко Океан-море. А мхи болота — и конца не знай, от нашей Двины, от архангельской... ..... Кончит былину богатырскую, запоет скоморошину... Шутит про себя: — У меня уж не запирается рот. Сколько сплю, столько молчу. Смолоду сказками да песнями душу питаю. Поморы слушают, как мед пьют. Старик иное и зацеремонится: — Стар стал, наговорился сказок. А смолоду — на полатях запою, под окнами хоровод заходит. Артели в море пойдут, мужики из-за меня плахами лупятся. За песни да за басни мне с восемнадцати годов имя было с отечеством. На промысле никакой работы задеть не давали. Кушанье с поварни, дрова с топора — знай пой да говори... Вечером народ соберется, я засказываю. Мужиков людно сидит, торопиться некуда, кабаков нет. Вечера нехватит, ночи прихватим... Дале — один по одному засыпать начнут. Я спрошу: «Спите, крещеные?» — «Не спим, живем! Дале говори...» (фрагмент из “Вместо предисловия“ книги «Архангельские новеллы», 1936) “Добрым людям на услышанье“: