Я русский солдат (1995г.)

Малоизвестное, но великолепное кино по повести Бориса Васильева “В списках не значился“. Фильм, конечно, не идеален. Перестроечные гнилые ветры и суматоха в мозгах не могли не наложить отпечаток на фильм. Однако, есть в нем такие предельные вещи, обнаженные, вневременные, которые делают его одним из лучших постсоветских фильмов о войне. Мы видим историю человека в этой войне. Вообще, у Бориса Васильева эта тема очень ярко прослеживается в его творчестве: человек в ужасе войны, люди в условиях такого катаклизма, настоящие люди и их трансформация. Как из одного состояния человек переходит в другое, как война меняет его, ломает его или закаляет его. Это может быть показано не явно, между строк, но это всегда есть. И на примере одного человека мы видим, что война делает со всем человечеством. Как она уничтожает идеалы поколения, как она стирает с лица земли все, к чему мы привыкли. Как молодой лейтенант Николай Плужников проходит кошмарный путь от молодого офицера с чеканными уставными фразами к старому слепому солдату с измученным внутренним миром, но с монументальным стержнем внутри. «Смерти нет, ребята»,- говорит он. Он орудие войны, что застала их врасплох. Вот это оглушение реальностью, эта паника очень хорошо показана в фильме, лучше, чем в «Брестской крепости», но показана она, кстати говоря, не столько взрывами и бегающими в чем мать родила солдатами, сколько разговорами героев фильма в катакомбах крепости. О том, что никто не готов и все хотят жить, о том, что нужно жить. Вот этот вопрос о жизни хорошо ставится в сцене с расстрелом дезертира Федорчука. Дезертир? Человек просто хотел жить. А что бы вы сделали на месте Плужникова? А на месте Федорчука? Мы можем перебрасываться здесь и сейчас красивыми словами и понятиями, заламывая руки говорить о патриотизме, а там? Ведь мы же здесь, а не там, в этом кошмаре. Что бы мы сделали там, где все в человеке наизнанку? Визуальная сторона, несмотря на 95 год выпуска, тоже далеко не плоха. Тематике фильма соответствует, а некоторые кадры там просто шедевры. Во-первых, сцены рукопашных боев: звериная жесточайшая рубка в суматохе, такая истеричная, неприглядная. А то, знаете, как у нас могут снимать, особенно американцы, все такое чистенькое, в бою каждый второй шаолиньский монах… напоминает балет, знаете ли. А тут нет никакого балета, тут сапёрной лопаткой по вене. И так как-то страшно. Второй важный момент: снималось все не в Брестской крепости, а в Калининградской области, в восточнопрусской готической крепости. Так вот, когда Плужников бежит, а из бело-серого дыма торчат готические башни, это я вам скажу, так атмосферу создает, что даже выглядит как-то инфернально. Прыжок старшины с башни, сцена с немецким пленным, жесточайшая сцена с Миррой…. Ну и заключительный кадр, когда Плужников в исполнении Медведева выходит из крепости. С волосами белыми, как снег, слепой, с большими такими глазищами… Они раньше у него такие всегда были дикие, выразительные, а теперь такие спокойные, словно от того, что он больше не видит землю, усеянную русскими солдатами. И улыбка такая на грани и слезы. И немцы ему честь отдают. Эта сцена, вот она всех снятых современных военных фильмов стоит... - Экранизацию повести Бориса Васильева «В списках не значился…» планировали делать Леонид Быков и Вадим Абдрашитов. В силу разных обстоятельств (ранней трагической гибели Быкова) и национальности главной героини, это до 90-х годов сделать не удалось. - Последний защитник крепости сражался до 12 апреля 1942 года. - Реальные прототипы Николая Плужникова и старшины — неизвестные бойцы РККА, которые сражались в Брестской крепости. Воспоминания различных свидетелей и очевидцев, которые собрал С. Смирнов в своей книге «Брестская крепость», указывают на то, что прототипом старшины послужил неизвестный красноармеец, который 15 июля 1941 года бросился с Тереспольской башни со связками гранат на колонну немцев, проходившую через Тереспольские ворота крепости. Прототипом Плужникова послужил неизвестный красноармеец (или командир), который продержался вплоть до апреля 1942 (в фильме — до зимы 1941) года. Прототипом Рувима Свицкого был скрипач Залман Ставский, якобы видевший одного из последних защитников крепости и позднее расстрелянный вместе с другими жителями гетто.